Хочется голосом ослика Иа из советского мультика сказать: «Душераздирающее зрелище!». В абсолютно постмодернистском ключе, как решен и весь спектакль. Когда вроде и смешно, потому что с такими ужимками и с такой интонацией говорится, но и жутко, потому что — это всё правда и по-настоящему.
Представление начинается!
Слово «представление» — одно из ключевых в этой истории. Мало того, что сцена театра сама по себе уже условность, и всё, что на ней происходит — представление и есть. Но театр — храм искусств. Как очень многие думают. И чтобы не было никаких иллюзий и недомолвок, постановщик превращает сцену в цирковую арену, очерченную горящими лампочками.
Лампочки эти как элемент театральной гримерки, как отсыл к несбывшимся мечтам главного клоуна, хозяина этого магического страшно веселого пространства. Герои как будто разыгрывают свои репризы, шутя и кривляясь. Даже переигрывая порой. И это поначалу обескураживает. Уж очень не стыкуется ситуация с контекстом. Но потом всё становится на свои места. И эти «денискины рассказы наоборот» превращаются в мистерию о любви и одиночестве, в пронзительную поэму об освобождении и счастье, которое иногда бывает больше чем жизнь.
Сюжет истории вы наверняка знаете. Повествование ведется от имени семилетнего мальчика Саши Савельева (Григорий Вахрушев) , который живет с бабушкой (Елена Киселева) и дедом, а с родной матерью (Елена Симанович) видится пару раз в месяц. Полубезумная старуха душит внука своей невыносимой любовью, несёт крест и честит на чем свет стоит его, свою дочь-потаскуху, деда и всю свою некудышную жизнь.
Пикантности всему этому придаёт тот факт, что герои повести — реальные и довольно известные, местами всенародно любимые люди. Павел Санаев рассказал историю своей семьи, где его мать Елена Санаева (Лиса Алиса из «Буратино») была отлучена от семьи отца — народного артиста Всеволода Санаева («Белые росы») из-за того, что вышла замуж вторым браком за «злобного карлика» Ролана Быкова. Тут даже упоминания фильмов ни к чему. Кто не знает Ролана Быкова?!
А вот о бабушке мы не знаем практически ничего. Она не артистка, не ученый не поэт, не играла в «Буратино» и не снималась в кино. Она была женой великого Санаева. Несчастной, больной, одинокой женщиной, потерявшей в эвакуации своего первенца и пережившей депрессию, дурку и прочие радости суровой советской действительности.
Бог и человек
Несмотря на свою особенность, её агрессивная любовь-ненависть не выглядит чем-то совершенно из ряда вон выходящим. Такие бабушки, мамы и жёны в СССР не были редкостью. Война покалечила и связала навеки чувством вины и обреченности многие семейные пары. Их жизнь подчинялась ритуалам и праздникам. Благо в Союзе их было не меньше, чем до революции. Любовь становилась чем-то вроде боженьки, невидимой и священной. А тут — живой сын человеческий. Твоя плоть и кровь. Кровиночка. Чуть не сиротка. Потому что брошенная матерью-потаскухой.
Сравнение внука с богом не случайно. В спектакле есть сцена, когда ребенка буквально распинают на специальном цирковом стенде, а бабка метает в него звездочки из фильмов про ниндзя.
Бабушка любит внука так, как не любят простых людей. Даже таких жалких и больных.
Но форма выражения этой любви — искаженная, карнавальная, т.е. «наоборотная». Так люблю, что убил бы! И убиваю, потому что так сильно люблю.
Есть в этом что-то от жертвоприношения. Библейское.
При этом бабушка — еще и сама божество. Праматерь. Когда мама увозит мальчика, шестирукое огромное чудовище вырастает на сцене с загробными криками: «Убегаете? Через всю Москву?» И это агония того доисторического чудовища, которое жило всё это время в несчастной старухе.
А ещё она была человеком со своей историей, со своими мечтами и потерями. Монолог бабушки (Елена Киселева), сидящей в правом углу сцены, в своей актерской гримерке с фотографией настоящего Санаева в ящичке — это пример театра высочайшего уровня. Где представление перемежается с переживанием так густо, что уже не голова работает, наблюдая за этим, а какие-то другие органы чувств. Сердце, может быть? Или душа…
И становится понятно до слёз, откуда такая боль и убожество. Как этот сломанный человек может еще жить и чувствовать. Мы не оправдываем и не прощаем. Просто начинаем понимать и сочувствовать.
Люди и куклы
В спектакле Кудашова четыре персонажа. Бабушка, внук, дед и мама. Есть еще монтировщики сцены, они же могильщики (Владимир Руднев и Эдуард Кокарев), но их роль, хоть и важная, но второстепенная. Без обид. При этом у мамы нет аватара в виде куклы, а у деда нет артиста, и сам он — маленькая кукла, какими обычно играют дети. Кукла Саши Савельева появляется не сразу, она как будто всплывает, оживает из воспоминаний героя, который кажется пришел в старую квартиру, и с некоторой опаской начинает оживлять своё странное прошлое. А вот кукла бабушки появляется как чертик из табакерки, в момент, когда ей становится плохо, когда её тело теряет силу на грани жизни и смерти.
Обычно считается, что кукла — это что-то неживое, искусственное, и превращение из куклы в человека — процесс оживления его, одухотворения. Помните историю Пиноккио?
Здесь же мы видим обратный процесс. Расчеловечевание. Превращение человека в куклу. В то, чем можно управлять. Куклой-внуком управляет бабушка-человек. Когда внук уходит от неё, то уходит человек, а куклу-мальчика запихивают в рюкзак, прячут. Сама по себе просьба Саши похоронить его за плинтусом, чтобы он мог видеть маму, искажает все представления об обычных человеческих пропорциях и масштабах. Умереть — стать маленьким, неживым, как кукла, как мышка, которую можно легко спрятать в дырке за плинтусом. Но умереть — не значит перестать видеть и чувствовать.
Кукла — это тело, ветхий человек в христианской традиции, сосуд немощный.
Игра, ритуалы — способ оживить кукольную ветхую природу потерянного человека. Не умея любить безусловно, всей душой, сломанный человек мастерит для своей любви протезы и ходули. Убери объект любви, и вся конструкция рассыпется и рухнет.
Как это и произошло. Сцена с бабушкой у закрытой двери, за которой её дочь с мужем прячут от неё любимого внука — одна из самых трогательных и страшных. Так ведут себя бесноватые на сеансе экзорцизма. Умоляют, унижаются, посылают проклятия, целуют ноги и плюют в сторону. Цирк разматывается здесь по-полной.
И голос, очень похожий на голос Ролана Быкова, как глас божий с небес окончательно растворяет остатки марева, той магической силы, которая всю семью держала в цепких лапах своей безумной любви.
«Что вы, Нина Антоновна, тут нам «Анну Каренину» устроили? Идите домой!».
И старуха уходит. Живая и готовая к смерти.
Рожденный ползать взлетает
Знаете как переводиться название песни «Radiohead» «Greep»? Она звучит сквозным мотивом весь спектакль. С неё начинается и ею заканчивается эта история. Так вот — greep — значит слизняк, который может только ползать, пресмыкаться. Кто этот слизняк, который хотел бы быть особенным, хотел бы иметь идеальное тело и прекрасную душу? Мальчик Саша или его бабушка?
Трудно ответить однозначно. Потому что это и Саша, и бабушка, и все мы. Слабые и грешные.
В спектакле Руслана Кудашова я увидел эту прекрасную душу. Perfect soul.
Звучит музыка и уставшая, но красивая женщина взмахивает руками-крыльями, улыбается нам. И цирк земной с его лампочками и занавесом превращается в какой-то небесный, потусторонний цирк, как в фильмах Дэвида Линча или в финале «Весь этот джаз» Боба Фосса. И ты на секунду чувствуешь дыхание вечности. И плачешь. Прощая себя, своих близких. Живых и мёртвых.
Кому за этот опыт сказать спасибо? Павлу Санаеву, Руслану Кудашову, Марине Завьяловой (сценография и куклы), Егору Новикову (видеоконтент), Ларисе Новиковой (художник по свету), замечательным артистам театра кукол? Тому Йорку из Radohead? Или Ролану Быкову, который, говорят, вдохновил своего приемного сына на написание книги… На всякий случай, чтобы не промазать, скажу сразу всем.
Спасибо!
Фото Андрея Парфёнова
Источник
